…евым работал Владимир Стороженко. Если Фадеев был мастером старой закваски, то Володя, наоборот, молодым, активным, очень современным человеком. Они с Константином Федоровичем постоянно спорили, почти враждовали. Во время работы К.Ф. Фадеев по старинке надевал фартук. Если он делал главу, то только по проверенным методам, так, как его учили старые мастера: сначала кружало, потом шаблон, потом опять кружало и снова шаблон. A у Володи все время работали мозги, он старался придумать что-то новое. Ему всё хотелось сделать быстрее, и он изобретал разные новшества. Что-то быстренько сообразит, и все делает по шнурку. Он шнурочек этот протягивал и совершенно точно выводил форму. Константину Федоровичу все эти новации не нравились, и между мастерами постоянно шла пикировка.

Еще работал в бригаде замечательный плотник Алексей (я, к сожалению, забыла его фамилию). Мое рабочее место было оборудовано прямо в церкви. Вот здесь, в церкви, всё и делали: шаблоны, чертежи. Ездить за рабочими материалами в мастерскую мне было некогда.

Плотник Алексей каждый раз приносил мне огромные, совершенно роскошные букеты цветов. Как-то я ему говорю: «Слушай, Алексей, в чем дело? Почему каждый день цветы?» Он отмалчивался. Постепенно все выяснилось. Дело в том, что он был забулдыгой, совершенно конченым алкоголиком, но безумно любил цветы. Жил он за городом, и там около его дома был дивный сад. Как-то утром он просыпается и видит, что весь сад разграбили, ни одного цветка не оставили. Он мне рассказал об этом и добавил: «Вот я и думаю: чего добру пропадать? Я, как еду на работу, все цветы срываю и вот сюда привожу». Это он не мне персонально цветы привозил, а как бы всем...
Я про эти цветы рассказываю, потому что это связано с одной историей... Как Алексей погиб...
А дальше вот что было. Одно за другим шли постановления: то сносить храм, то не сносить. И когда пришло очередное решение о сносе, рабочие, ни о чем мне не говоря, обнесли весь храм фанерой и остались там на ночь. Я сидела дома, горевала, переживала: опять вся работа насмарку. А они за одну ночь восстановили главы. И работали дружно, уже без споров, без ругани делали свои шаблоны. Утром над храмом поднялись главы. Начальство приехало, встало и видит — храм с главами! И выходит, сносить уже готовый, отреставрированный храм как-то неприлично. На радостях под утро работники, естественно, напились... И Алексей мой не проснулся... Он умер... Восстановил главы и умер. Я после этого много думала: «Что же это такое было?» Думала о том, что за всем этим стояло столько жизней, столько утрат...
А незадолго до этих трагических событий прихожу я на работу и слышу, как рабочие матерятся между собой. Я сделала им замечание, а Алексей так грубо отмахнулся: «А-а!». Меня это сильно обидело, но я сделала вид, что ничего особенного не случилось. Потом я узнала, какая трагическая история произошла с плотником Алексеем. Оказывается накануне у его дочери была свадьба, и жених, приревновав невесту, нанёс ей сорок ножевых ран, а потом зарезался сам. Какая жуткая трагедия! Представляете? И он ни слова никому не сказал. И не оставил строительной площадки, а работал всю ночь вместе с остальными. Но когда все было закончено — вот тогда-то он и напился. Видимо, горе свое заливал…
Не только с Алексеем, который дарил мне цветы, но со всеми рабочими у меня всегда были очень хорошие отношения. Они были очень способные люди: схватывали на лету. Обычно мы всё до последнего чертёжика штудировали. Долго и тщательно я вычерчивала каждую кривую, каждую закорючку. А они взглянут на мои чертежи и моментально реагируют: «Вот это надо делать так, а тут — вот так». И делали всё мгновенно. Потому что были умницы необыкновенные. На первый взгляд, совершенно неграмотные люди, а оказывается — прирожденные математики. Я над каким-нибудь шаблоном долго ломаю голову, а они приложат шнурок, рейку и делают точнее, чем я проектировала».

* * *

Итак, храм восстановлен, отреставрирован.. Кресты сохранились, можно снова водрузить их на главах. Казалось бы, вот и отдать бы его верующим, чтобы возобновилась связь времен. На колокольне зазвонили бы колокола, приглашая христиан к началу богослужения. Храм снова зажил бы той жизнью, которая предназначена для него Господом... Но... в те времена, в середине 1960-х годов, это было невозможно. С 1968 года храм был занят Выставочным залом Всероссийского общества охраны природы. В храме в клетках сидели небольшие звери и птицы: канарейки, попугайчики, синицы, морские свинки, белые крысы, сурки и т.п. На стенах размещались фотографии. Со временем в небольшом помещении появился навозный запах. Росписи были практически уничтожены. Лишь в северной и южной стенах остались вмурованные белокаменные плиты XVII-XVIII веков. Храм поставили под государственную охрану (охранный документ за № 268). Он стал излюбленным фрагментом композиций на тему «Старая и новая Москва». (29)

Еще два десятилетия храм преподобного Симеона Столпника, как и другие храмы столицы, ждал своего часа. И дождался. В 1990 году, наконец, вновь были воздвигнуты ажурные позолоченные кресты, пролежавшие четверть века в подвале. В свое время за это поратовал тогдашний заместитель председателя Мосгорисполкома Матросов. А в 1991 году пришел, наконец, самый радостный час: храм было решено вернуть верующим.

* * *

Ушли безвозвратно в историю имена и фамилии тех чиновников, которые так мечтали уничтожить храм. Кто их теперь помнит? Да никто почти… Ибо сказано в Деяниях Святых Апостолов: «И ныне говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками.» (30)

... Почти каждый день над Новым Арбатом звонят колокола, созывая людей к началу Литургии. На двери церкви надпись: «Храм открыт». И тянутся, тянутся люди в храм. Некоторые приходят сюда в первый раз, возможно, просто из любопытства. А для других этот храм стал уже родным. Один из прихожан рассказал нам свою историю. Она весьма типична для нашего времени. Это история долгих поисков и счастливого обретения в себе Веры, Надежды, Любви. Вот этот рассказ:

«Как-то один знакомый спросил меня: «В какую церковь ты ходишь молиться?» Я сказал: «В храм преподобного Симеона Столпника на Поварской. Это в самом начале Нового Арбата, такая красивая, как игрушка, уютная церковь на фоне новых небоскребов». Знакомый недоумевал: «Как ты можешь туда ходить? Это же бесовское место. Там ведь мощное греховное поле: казино, бары, ночные клубы, рестораны». Я ответил, что не мешает мне это «греховное поле». Когда я вхожу в храм, оно просто выпадает из поля моего зрения: нет больше никаких увеселительных заведений — есть только иконы, свечи и молитва…

Был в моей жизни страшный период, когда мне казалось, что всё кончено: кончилась жизнь, кончилась надежда, кончились силы. Чудовищная депрессия, опоясывающий душу страх, окаменелое бесчувствие заползали с рассветом в окно моей комнаты, и, словно спрут, опутывали чувства и мысли. Мысли почти исчезли, чувства окаменели, и некуда было деваться от этого изнуряющего душу и тело страха. Я метался по пространству комнаты, не зная, к кому обратиться за помощью. Мысль о Господе, Который пришел в мир, чтобы спасти всех нас, мне тогда даже не приходила в голову…

Мой друг, желая помочь мне, посоветовал сходить в недавно открывшийся храм преподобного Симеона Столпника на Поварской, помолиться и поговорить со священником. Я не верил, что посещение храма мне поможет, не верил, что разговор со священником может исцелить. Церкви были для меня всего лишь малозаметными «вешками» в пространстве города, по которому я путешествовал в поисках злачных мест. И храм Симеона Столпника был лишь деталью городского пейзажа. Помню, я даже заходил в здание храма, когда там размещалась какая-то выставка — цветы, деревья — и ничто не напоминало о Литургии. Я тогда не пошел в храм...

Однажды мне приснилась икона. Я не знал тогда, что это за образ, но, кажется, это была Троица. Утром сон мой не развеялся, образ стоял перед глазами. Мне казалось: кто-то меня зовет. На следующий день я поехал на Арбат. Подошел к храму, испуганно и неумело крестясь, вошел внутрь. Шла Литургия. Уютно, как-то по-домашнему потрескивали свечи. Молодые, звонкие голоса пели «Херувимскую песнь». Еще ничего не произошло, еще не затеплилась даже искра веры... Но я вдруг увидел ту самую икону, которая мне приснилась! Да, никаких сомнений, это была она!

После службы в скромной трапезной меня принял отец настоятель. Я рассказал ему про свои страхи. Он слушал меня внимательно и немного грустно. То, что он говорил мне, было не ново. Но его простые и добрые слова как-то подбодрили меня, заставили очнуться от окаменелого бесчувствия. Пришла ли вера? Не сразу. Тогда она только начала пробуждаться от оков греховной спячки. Я поблагодарил отца настоятеля. Меня угостили чаем. В окне трапезной ярко блеснуло солнце. И уже выходя из храма, я подумал: "Этот дом — мой!"».

* * *

…Стоит белоснежный храм Симеона Столпника в самом сердце современного города, словно островок молитвы среди океана соблазнов. Мерцают свечи, теплятся лампады. Сверкает позолотой новый иконостас. Священник произносит первые слова службы. Пространство храма наполняется молитвенным настроем. Корабль спасения отправляется в плавание…